вопрос автору
> > Все познается в постели (моноспектакль на бумаге)
Все познается в постели (моноспектакль на бумаге)

Все познается в постели (моноспектакль на бумаге)

Все познается в постели.

Моноспектакль.

Автор A. Black.

 

Выходит, на сцену, таща кровать как крест Иисус.

Читает стихотворение «Взвалив себя, себе на плечи».

Взвалив себя себе на плечи
Я стал похожим на Христа
Мой тяжкий крест меня не лечит
А жизнь по прежнему пуста

Мой путь тернист, дорога в ямах
Я босиком иду туда
Где кипарис и клены вянут
Гора Голгофа велика

Мимо осины, мимо мамы
Омытый миром, жажду спирт
Но уксус мне не теле шрамы
Омоет терпко словно флирт

Меня сконфузив перед миром
Повергнет в бездну и порок
И в том аду я стану клиром
А может притворюсь что Бог

Я не воскресну, знаю точно
Удел мой бездны знать предел
Моим союзом непорочным
Был опорочен Люцифер

Кидает шумно кровать, бежит на авансцену смотрит в упор на зрителя, спрашивает зал «Кто здесь?».

Отвечает сам себе – «А, это опять Вы…», с тоской и обреченностью разворачивается и уходит.

Делает два, три шага, поворачивается, спрашивает:

«А знаете, что? Знаете, что все мы носимся со своими кроватями, как… (пауза)… (садится к кровати кладет на нее голову так, как будто это гроб, проводит по нему рукой).

Как с гробами! (дико смеется).

Нет, Вы не спешите меня перебивать. Поначалу да, эта мысль Вам покажется немного парадоксальной, и даже абсурдной. Но, как только ВЫ немного прислушаетесь к себе, Вы осознаете её глубину. Кровать – это всего лишь символ, преследующий нас от самого рождения до неизбежной и местами неожиданной развязки (символическое изображение жизни).

Ну правда же, ведь едва успев родится, Вас приносят в дом, и Вы практически сразу приобретаете горизонтальное положение в своей маленькой кроватке! И сколько же нас, таких счастливчиков, которым (извините за масло масляное) повезет испустить свой последний вздох в том же самом положении, да еще в своей же собственной кровати? А скольких таких счастливчиков будут окружать близкие и родные люди? (Пауза).

Читает стих «Хандра». Двигает кровать на середину сцены, запрыгивает на кровать на словах «словно в яму».

 

Хандра, болею я, прости
Стели постель - мою могилу!
Я буду медленно ползти
Я буду экономить силы

С последним вздохом упаду
В кровать свою как будто в яму
Буду стонать словно в аду
Сгорая от своих изъянов

Своей тоской я измарал
Уже так много, что противно
Словно блевоту извергал
Я на бумагу рёв чернила

Так что ты смейся и стели
Мне простынь новую поверху
Если захочешь пристрели
И расскажи всем на потеху

Как я лежал словно червяк
И корчился от мыслей едких
Как я мечтал и вдруг иссяк
На теле лишь оставив метки

Забрался кто-то на погост
И мне читает похоронку
Произнесли прощальный тост
И гадости летят вдогонку

Звенит торжественно мой марш
Но он не славы, а позорный
Я здесь останусь сыпать раж
В своей постели, умерщвлённый

 

… Видимо моя кровать займет центральное место в этом повествовании. Нет, ну правда же? Это и поле битвы, и окоп, место любовных побед и страстных разочарований. Именно здесь: в ней, на ней, да как хотите! Мы испытываем и великое блаженство и тяжелое, невыносимое отчаяние!!! Кому мы идём плакаться, утопая в горечи обид? Куда и насколько глубоко мы хотим забраться от несправедливости этого мира? Где мы остаёмся, изливаясь счастьем от утренней или ночной неги? Откуда мы отправляемся, словно отважные капитаны, на поиски романтичных сновидений? Вот Вам и развязка, окончание, финал!

Читает стих «Я прожил тысячи жизней».

Я прожил тысячи жизней
И наконец - я устал
Утихли поиски смысла
Наверно это финал

Я слишком долго мечтал
И слишком быстро разрушил
Своей мечты пьедестал
Сложив на нем свою душу

И даже в море заблудших
Когда искал свою сушу
Где светом брезжил маяк
Нашел лишь факел потухший

Я был таким простодушным
И голос памяти душит
Зачем стремился понять
И не хотел быть послушным

Непокоренный судьбе
Не примиренный с стихией
Разбитый напрочь в вине
Разбил свою субмарину

И вот плутаю впотьмах
С азартом чая оскала
Я не в первой для тебя
Играю сцену финала

 

… Очень часто, особенно в минуты отчаяния, на сцене моего сердца разворачиваются жуткие баталии. Пытались ли Вы посчитать сколько людей одновременно живет в Вашем сердце? А Вы? Вы можете дать гарантии, что уместитесь хотя бы в одну сердце-форменную коробку?

Вот и меня угнетает тот факт, что моё сердце способно уместить в себе тысячи персонажей. Но где найдется хоть одно сердце, в которое смог бы поместится я? И дело даже не в том, что Вы не можете найти любви или сострадания, дело в том, что Ваш объем (со всеми этими мыслями, чувствами) в разы превышает даже самые большие коробки. И вот бы берёте неотесанное бревно вашей собственной души и бесконечно строгаете его, чтоб хоть куда-нибудь уместиться. Мельчают люди, мельчаете Вы…

Как же хочется порой иметь свой маленький уголок, не правда ли? А если этот уголок будет обустроен в чьём-либо сердце? А довольствоваться приходится только постелью… (во всех смыслах).

Читает стих «Сколько доблести зажато».

Сколько доблести зажато
В сердце-форменной коробке
Я один смотрю предвзято
Сквозь ребро гранённой стопки?

Нет одежды, только робы
Заключённые кругом
Если ходим все под богом
Что ж никто здесь не спасён?

Широка страна родная
Только некуда бежать
Либо пуля фронтовая
Либо крытую топтать

Все одно, не все едино
Два подбитые крыла
Положил я у камина
Лишь бы соль не высохла

Скажите мне честно, положа руку на то самое сердце! Живое, трепещущее, могучее! Сердце, которое Вас согревает и даёт надежду! Надежду на что-то по-настоящему хорошее. Есть ли хоть один человек на свете, который бы говорил с Вами (внимание) о ВАС?

Или же Вы постоянно слышите невыносимый трёп самодовольства? Значимости, значимости, значимости…. (кидает на стол кусок сырого мяса)… Подкиньте ему еще значимости.. (жри ненасытная рожа). А ей? Еще немного подобострастия (рвет волосы, одежду, заламывает руки). Что? Ты разве не влюблен в неё? Жалкий трус, да ты просто не можешь себе её позволить. (Смех). Потому что все женщины считают, что самые лучшие плоды растут на самой верхушке…

Да только червям всё равно... Не правда ли? (Смеется).

Эх, ну как же все-таки скотски устроен человек!

Читает стих «Скотство как стимул к жизни».

Как жаль, что нужно быть СКОТОМ!
Чтобы в тебе ценили человечность
И даже если все поймут потом
Ты в их глазах не будешь безупречным

И став уже заложником игры
Оттачиваешь мастерство цинизма
Не избежав при этом тошноты
И в подлость превращается харизма

Ты чтишь закон, но он тебя гнетет
И сам ты установишь право
И если до отчаянья доведет
Ты примешь все, единственна отрада

Познав людей, давать им то, что чтят
И будущность простит тебе страданья
И слижут с губ твоих ничтожный яд
Такие же СКОТЫ от мироздания

Боль! Эта черная, выедающая всё вокруг боль! Давайте посмотрим, что же испытывает человек, когда испытывает боль. Настоящую! В самом широком смысле…

Рисует черным баллоном круг на сердце.
Скрюченное тело, нутро наизнанку, голова изнутри становится больше, чем снаружи. Так вот его собственная боль, его боль! Боль, которую испытывает - ОН! Внимание! Она его ВОЗВЕЛИЧИВАЕТ!!!

Но стоит ему узреть боль в ком-то еще, то кроме отвращения и даже презрения, чужая боль… не вызывает, ведь эта боль, которую не ИСПЫТЫВАЕТ ОН! ОН!!!

Читает стих «Артерии дна».

Давно не чувствую почвы
И снова в сердце дыра
Кладу тяжелые строчки
На артерии дна

Безрассудно так жаждать
Возвращения лета
Но когда-то и я
Был отличным поэтом

Что осталось, смеяться?
И если буду последним,
Тогда от души
Посмеюсь над похмельем

Где же этот азарт?
Где нажива от страсти?
Неужели и я
Был когда-то несчастным

Безрассудно, сказал же
Не колите мне память
Колите сразу глаза
Опостыл я от дряни

А знаете? Это все-таки личное. Personal… (если хотите). Правда, ведь, что у наших братьев латинян, это понятие более широкое, чем просто «личное»? Способны ли Вы услышать эту музыку «пёрррсонал» … Красиво, не правда ли? Персональный.. то есть сверх личностный, осознанный, вмещающий в себя как личные переживания, так и собственную оценку этих переживаний, и на как бы странно это не звучало собственное отношение к этим переживаниям и оценке. Вот что такое «персонал».

Читает стих «Самобичевание».

С самим собой я бьюсь упрямо
Так много дней, так много лет
Я обезвожен, обезглавлен
Но продолжаю свой побег

На поле битвы твои плечи
И я за них готовь отдать
Свои остатки человечьи
Чтоб ты смогла их закопать

Я сам себе ещё не сдался
Но пред тобой кидаю флаг
Я столько по миру скитался
Что в отражение смотрит враг

Клубится серый вязкий дым
Меня ведут к тебе в остроги
Пусть я погибну молодым
Пусть цепи украшают ноги

Мне мысли пострашней оков
Что не дают давно покоя
Я сам себе поставлю гроб
На пышный саван к аналою

 

Смутное время, ничего особенного не происходит. На авансцене нашей с Вами реальности меняются только декорации. А вот новых персонажей увы не возникает. А нам черт побери, нужен новый герой! Герой именно нашего времени, нашего поколения. Честный, бескорыстный и преданный! Мы так нуждаемся в нем, когда кругом полно антигероев с их булькающим самолюбием. Новый, самопровозглашенный царь опять обосрался на троне?!

Ведь, что мы встречаем за раздутым парусом самовосхваления? Историю очередного «маленького человека» в стиле Антон Палыча, или того хуже Николай Васильевича?


Читает стих «Источники с ложью».

Вокруг меня вырастали
Острова безнадежья
Холмы одиночества
Источники с ложью

Били упрямо
По слезным каналам
Прости меня мама
Я не нашёл свою гавань

Блуждая в туманах
Без прав на отсрочку
Когда сирены лукавые
Кружились порочно

Их пение сочное
Подвергло соблазну
В затхлых постелях
Объятые спазмами

Не становилось легко
Ведь одиночества мало
Моё лекарство вино
Но погибель в бокалах

Хотя, нет! Не нужны нам никакие герои… Мы ведь все равно будем их ненавидеть. Там, где-то в глубине голубого экрана, они нам кажутся мессиями, спасителями. Но сидя за соседним столом, сморкающийся или за соседней стенкой пьющий и испражняющийся герой – вызывает у нас жалость и омерзение.

Да, мы готовы бесконечно наслаждаться его подвигами и любовными победами, но не дай бог вдыхать запах его фекалий, и что еще страшней, не дай бог он изменит лично нам! Изменит мне! Понимаете?

Либидо – вот настоящий магнит, центрирующий всевозможные соблазны. Жизненная сила, влекущая нас в самое глубокое лоно наших постелей. Ему мы готовы отдаваться бесконечно долго, не жалея времени, денег и сил.

Читает стих «Красота».

Они готовы умирать
Под лезвием хирурга
Презрев законы естества
Презрев законы Демиурга
От алчности вкусившие греха

Тебе они кладут цветы немые
Тебе украдкой вьют венки
Тебе отдали дни пустые
Тебе создали нимб любви

А ты безжалостно взираешь
На насекомые-тела
Горда! - да Ты сама все знаешь

Стремительно как тень крыла

 

 

Скажите мне такую вещь… Доводилось ли Вам встречать собственные проекции? Смотришь на неё или него, и видишь – себя! Но только как будто изнутри. Ощущаешь весь тот космос, из которого ты соткан в невероятно красивых узорах радужных оболочек глаз. Все эти линии, изгибы лица и тела, словно повороты твоей собственной судьбы. Ты как будто знаешь наперед, видишь все эти проекции мыслей, слов и поступков, которые сейчас вырвутся наружу. Страсть! Вот движущая сила, способная сотворить и разрушить одновременно, словно безумный танец Шивы, сметающий все на своем пути.

Читает стих «Вырви мне сердце».

А ты вырви мне сердце

Давай посмеемся

Ну что ты молчишь?

Я ведь этому рад

Как звери цепные

К друг другу мы рвемся

Но только приблизимся

Как рвемся назад

Я тебя презираю

Мне, увы, это сложно

Ведь дни моей жизни

От ног твоих прах

Ты меня презираешь?

Да, ведь это возможно

Но время рассудит

Кто из нас будет прав

 

 

Но вот, когда порывы страсти утихли, ты пробуждаешься словно слепой щенок, вылупившийся на свет божий. И нет, не видишь ничего, ничего! Пустоту! Нет здесь никакой любви, Вы меня слышите? никакой любви вообще нет.. никто никого не любит.. на самом деле она любит только себя рядом с объектом своего обожания и больше ничего... она любуются собой держа его за руку, она хвастается его силой и красотой перед своими подругами, выставляют на показ его подарки, рассказывает о его бесконечной ласке и нежности, но все только через призму своих чувств и ощущений, она сама себе создала комфортную палату блаженных переживаний и жаждет только моментов, очередных доз свежих ощущений, а потом перемалывает в памяти до бесконечности счастливо проведенные минуты, это такая же игла, как и многие другие... это такой же наркотик как и героин... и после того как она пресытится и все ощущения притупятся она уйдет, уйдет в поисках новых наркотиков и доз.. и ничего не остается ничего никакой вашей гребаной любви...потому что нет взаимного употребления наркотиков, наркотиков для двоих не существует!!! это дело жадного до эгоизма нутра, это только ради собственного наслаждения.... так что не надо убеждать меня в противоположном, любая любовь, страсть это всего лишь вопрос времени и силы ощущений..

Читает стих «Желчь».

 

Желаю, чтоб ты сдохла!

Понимаешь?

Желаю, чтобы не было тебя

Хочу, чтоб красота твоя иссохла

Хочу, чтоб ненавидела себя

Венки, ты помнишь?

Несомненно,

Тот человек, наверно был упрям

Он слал тебе их так упорно, ПОНИМАЕШЬ?

Желая в доме у тебя

Учуять фимиам

 

А ты все рвёшь и тянешь, тянешь и рвешь! Собственные, собственные жилы! Ах, эта тоска, звериная тоска. И ничего больше! Ничего!!! Ебаный в рот!

Читает стих «Как я скулил в бетонных стенах».

Как я скулил в бетонных стенах
Угла четыре - я один!
Мне потолок давил на нервы
И пол скрипучий вторил им

Вой за окном, ноябрь стучится
И холодом своим обнять
Меня безжалостно стремится
Чтоб усыпить, чтоб приласкать

Могильный камень - телевизор
Транслировал мне смерть и тлен
Вино стояло как на тризне
Я вместе с тем вином хмелел

Совсем в упадке сил я бился
Прогнать пытаясь изнутри
Тебя, твои поступки, мысли
Но оставалось все внутри

Ты овладела мной всецело
Тебя желал, тебя презрел
Я ненавидел твоё тело
Которое всегда хотел

Твой бантик губ, такой красивый
Твоё плечо, живот и грудь
Я завоюю снова силой
Чтоб не успела ты вздохнуть

Ты не моя, я знаю точно
Ты не моя, мне не жалеть
Когда по щекам тёмной ночью
Слезы хлестали словно плеть

Ты с горяча мне говорила:
"Не мой, пойми, ты человек"
"Играла, да! Но не любила"
Я был раздавлен словно червь

Забравшись глубоко под кожу
Мне страх устраивал закон
Судил меня как будто должен
Я нанести себе урон

И вот в кого я превратился
Один сижу в этих стенах
Угла четыре, я напился
Вокруг меня лишь тлен и мрак

 

 

Если бы официальная медицина признала такой термин как "ампутация души", тогда ты была бы самым лучшим хирургом. Хирургом, который так хладнокровно, расчетливо и безжалостно провел мне несанкционированную операцию. Филигранная техника, ювелирные, отточенные до миллиметра движения, широкий арсенал разнообразных инструментов. Самым острым из которых оказался скальпель твоих бирюзовых глаз. Шесть лет, шесть долгих лет, я корчился на операционном столе твоих экспериментов. Ни капельниц, ни наркоза. Редкие пилюли из обещаний быть вместе, оказались всего лишь таблетками Плацебо. Дешевые пустышки уверений меня в положительном исходе.

И даже продолжительные, страстные и обоюдоострые сеансы физиотерапии не давали никакого облегчения. Не знаю насколько правильно ты определяла мой диагноз, но все это было... Это было похоже на долгосрочный план по отделению моей плоти от материи духа. План, который очаровал меня настолько, что я не способен был ему противиться. План, в котором мне не было места, но в которым я принимал непосредственное участие. Ежедневно, вникая в твою в деятельность и ожидая разрешения наших сложных взаимодействий, я терял лучшую часть себя. Ежедневно меня уничтожала твоя профессиональная холодность.

Капля по капле словно ртуть из градусника из меня сочилась желчь, перемешанная сожалением и утратой. Утратой самого себя. Все это превращалось в горькие комки, застревало в горле, било по слезным каналам, обращалось вспышками гнева и исступления!!! Что это протест? Ведь с одной стороны ты сопротивляешься принудительному лечению, но с другой ты только в нем видишь надежду на выздоровление.

И вот мне, прикованному к кровати и обреченному, оставалось только наблюдать. Наблюдать за твоей техникой и лучшими навыками, актерская игра достойная лишь восхищения! Браво, бис!

Но сделав нужные тебе манипуляции, ты уходила: к своей работе, планам, другим пациентам. В минуты боли и отчаяния, когда я нуждался в тебе, звал, молил остаться рядом у кровати - ты была глуха и непреклонна. Я смутно помню, как на помощь приходили дежурные сиделки. Сиделки чьи имена, формы, одежду я не различал и не мог запомнить.

Сиделки тайком приносили мне обезболивающее, наркоз, ставили компрессы, ласкали и пытались согреть. Но как? Ведь в эти минуты я был парализован тобой, словно окалённный + помешательство + безразличие. Никто не мог видеть и ощущать муки безысходности и фатальной обреченности, которые рвали меня на запчасти. Я в бреду (агония и жар), во мне живет отрава...

Читает стих «Агония и жар во мне живет отрава».

Агония и жар - во мне живет отрава
И гложет изнутри, как будто дикий бес
Я на распутье спорю с переправой
Зачем идти с петлей на перевес?

Есть приговор - он тянет к низу тело
Душа, возвышена! кто-то кричит в укор
Но если меня рвет, а сам я жажду стрелу
Пронзающую сердце как багор?

Воткни в меня свои гнилые пальцы
И рви мне плоть чтоб звука не издал
Я обманул не плоть, я обманул скитальца
Который свою душу променял

На черепки и странные виденья
Он с музой грешною вступал в союз
Ему порой являлись привидения
Но он в стихах своих пророчил крепость уз

Тот договор, который писан кровью
Уж не изъять ведь он не плотен, блажь
И жжёт все изнутри отчаянной строкою
Но раз предав, ты дважды не предашь?

 

Никакого облегчения, ничего не чувствую + тоска + звериная + все это не со мной, да?

Ору неистово на связках, что есть мочи: да разве эти сучки они могут тягаться с тобой?

Нет, конечно, были и другие врачи специалисты, способные тебя затмить, но ты очень быстро расправлялась с конкурентами. Стоило им только приблизиться ко мне и начать разбираться в моих недугах, как ты приносила какие-то сильные, одушевляющие препараты: улыбка, объятие, запах, близость, страсть. И я отказывался от всего и от всех без промедления. Ведь я так глубоко верил тебе, верил в тебя. Верил в нас: пока ты готовила самую жестокую вивисекцию. После которой я погрузился в глубокую кому.

Спустя 6 лет, шесть грёбаных лет, я внезапно очнулся. Один в четырех стенах.

Ни друзей, ни врагов. Никого, ничего.

Читает стих «Тоскою».

Ни любви, ни молвы

Ни войны, ни покоя

Ни друзей, ни врагов

Ничего. Никого!

Все до талого снега

Смоет тоскою,

Моей гордой тоской

Для чего, для чего?

Ты уходишь?

Уходишь!

Уходишь без боя?

Ты уходишь.. куда?

Для чего, для кого?

За тобою полы я помою

Холодной водою

Тебя нет!

Больше нет

И меня самого...

Пустота, разрушение, безысходность. Снаружи ни одной царапины. Внутри руины, плесень, головешки. Словно ядерный удар разрушил стройные колонны храма моей души, превратив меня в развалину. Я мертв? Я мертв! Я мертв... + Я мертв до основания. Мне ампутировали душу. Душу! Мою душу... Я + благодарю + тебя: операция прошла успешно.

Теперь я навечно прикован к своей собственной кровати. И эта дата, сверлящая меня изнутри 25 ноября 2016 года. Стала для меня и тризной и пробуждением. Именно в тот день, приблизительно в 11 утра я хоронил тебя и все что напоминало о тебе, я хоронил и воскрешал себя. Возможно это будет сложно понять, но я умирал и воскресал одновременно. Я летел и в бездну и словно падал в небо.

Читает стих «Как Караваджо».

Сегодня я копал могилы,
Оттуда трупы доставал.
Потом назад, с такою силой,
Чтоб больше ни один не встал!

Я зарывал всех так усердно,
Ногою землю приминал.
Жена и дочка были первые,
Я их с заботой вместе клал.

Стремился рядом лечь я с ними,
Да только места негде взять.
Они останутся родными,
А я продолжу убивать.

Ведь после них пошли другие,
Отец, сестра, и даже мать.
Хотя я мать люблю поныне,
Но я не в силах воскрешать.

И вот случилось, что родные
Те, кто лежали под землей.
Были по-прежнему живыми,
Не причиняли сердцу боль.

Из тех, кто рядом в эти годы,
Со мною были не любя.
Составить можно мертвый город,
Они все предали меня.

Придется всех зарыть поглубже,
Чтоб заглушить тоскливый вой.
Который разрывает душу,
И обдувает аналой.

Сегодня я копал могилы,
Оттуда трупы доставал.
Потом назад, с такою силой,
Чтоб больше ни один не встал!

 

Финал.

(0 оценок)